|
ЧАСТЬ III
ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА
(1941 - 1945 ГОДЫ)
НАЧАЛО ВОЙНЫ
В воскресенье 22 июня 1941 года
в окрестностях Ленинграда был чудесный летний
день. Наша семья и еще две семьи шоферов, которые
жили в другой половине дома, гуляли на природе
на другой стороне реки Сестра (прежде финской
территории). Я путешествовала на шее и плече отца
(мне было около трех лет). Нас сопровождала наша
белая безрогая коза. Сестра кое-что запомнила
из этой прогулки (ей было около 5 лет).
В наше отсутствие пришло сообщение
о нападении немцев на страну и о начале войны
с Германией и ее союзниками.
С началом войны рабочих бригады
перевели на оборонные работы. С поездок на работу
отец отовсюду старался привезти семье хоть немного
продуктов про запас (муки, крупы). Все это потом
попадет с нами в конц-лагерь, где очень даже будет
кстати.
Когда началась война, отцу было
уже 37 лет (маме 34 года), поэтому повестку в
армию он получил почти спустя месяц после начала
войны. Мама проводила мужа до военкомата в Парголово
18 июля 1941 года.
Отец еще на границе служил младшим
командиром (был сержантом) и ему сразу в военкомате
дали группу новобранцев, которых он построил по
4 в ряд и повел к трамвайной остановке. Мама шла
поодаль. Когда подошел трамвай, отец вежливо попросил
извинения у ожидавших посадки на оста-новке в
том, что они вынуждены занять трамвай и они уехали.
При расста-вании отец говорил жене о лозунге "За
Родину! За Сталина!", что "За Родину
- да, а за Сталина - нет". О дочерях жене
сказал, что он уверен, что они с ней не пропадут,
купил им коробку мармелада и просил скорее вернуться
к детям, которые остались дома одни, и не плакать
"Много нас идет, не хватит слез всех оплакать".
И мама не плакала. Она поняла, что
теперь одна ответственна за все и должна думать
о детях, собрала всю свою волю "в кулак"
и стала вроде сжатой пружины, которая медленно
разжималась на протяжении всей ее последующей
жизни. Чтобы отвлечься, она на ст. Парголово купила
газету и в ожидании поезда стала ее читать. Когда
одна из попутчиц узнала, что она только что проводила
мужа на фронт, то сказала: "Разве жены так
ведут себя после проводов" - имелось в виду,
что слишком сдержанно. Но эта сдержанность помогала
ей в дальнейшем стойко преодолеть все возникшие
в жизни проблемы.
После ухода отца на фронт мы прожили в доме в
Кальяла еще месяца полтора. За это время мама
со своей знакомой съездили в Ленинград для выяснения
обстановки (в начале августа 1941 года). С собой
они взяли на продажу только что собранную чернику.
В Ленинград уже не пускали, поэтому на поезде
доехали до Парголово, далее шли пешком до ближайшей
трамвайной остановки и на трамвае доехали до Васильевского
острова ("Hiir Saari" - Лосиный остров,
как его называли финны).
Война уже наложила свой отпечаток
на облике города. Окна зданий первых этажей были
закрыты мешками с песком, в городе уже явно ощуща-лась
нехватка еды. За черникой сразу выстроилась огромная
очередь, стали кричать, чтобы больше одного стакана
в руки не давали. Моментально ягоды распродали.
Но деньгами потом мама не смогла воспользоваться.
Они остались в блиндаже в лесу, откуда нас увели
финские разведчики.
Зато обстановка и в Ленинграде,
и вблизи него для мамы стала ясна и, возможно
благодаря этой поездке, мы не оказались в блокадном
Ленинграде.
Удручающее впечатление производили
беженцы на станции Парголово и на Парголовском
поле у станции. Поезда уже не шли из Ленинграда
и здесь скопилось огромное количество людей, стремящихся
уехать. В августе ночи были холодными, а в здание
вокзала пускали только женщин с грудными детьми.
Вероятно, все эти люди пополнили потом население
блокадного Ленинграда.
В сторону Ленинграда мимо нашего
дома ехали и ехали беженцы с Ка-рельского перешейка,
которые туда были переселены чуть ли не только
год назад, после финской "зимней" войны.
Стали вывозить и немногочисленных
временных жителей с территории бывшей деревни
Кальяла. В прибывшую машину отъезжающие постарались
погрузить как можно больше своих вещей и в результате
места для нашей семьи уже не осталось. Шофер обещал
вывезти нас вторым рейсом, но так и не вернулся.
Когда машина за нами не приехала,
то вначале мама подумала, что может и лучше умереть
в своем доме, чем на холодном Парголовском поле
или в голодном Ленинграде. Но вскоре ей стало
страшно оставаться в по-селке одной, только с
двумя маленькими детьми. Она села с детьми на
крыльцо дома, а мимо ехали уже не жители, а обозы
отступающих военных. Стала просить их взять нас
с собой. Но ей отвечали, что места нет и нас возьмет
последняя машина. Последняя машина приехала и
остановилась, чтобы узнать, где они находятся.
Мама сказала, что уже на "российской"
стороне, объяснила где конкретно и попросила взять
нас с собой. Но машина была набита раненными и
для нас места не оказалось.
|
